Нико щелкнул пальцами, снял каскетку, сбросил «найки», затушил «дурилку», снова надел кроссовки и услышал, как в захваченную ими хату лезет брат.

— Бобби! — тихонько позвал тот.

— Чего?

— Может, сходим, а?

— Куда?

— К легавым — про Тони расскажем.

— Ты что, совсем спятил? Хочешь, чтобы они приперлись сюда и отправили нас восвояси? По харе отцовой соскучился? За уши давно не драли? Ну так иди! Чего встал?! Поплачь, попросись к мамочке!

— Так ведь в газетах пишут, что его убили! А мы психа с нунчаками видели.

— И дальше что? Он наверняка уже далеко, а Тони мы не особо и знали. Что он нам, кореш какой, что ли? Ладно, дай пи-пи сделать и спи, дурак несчастный!

Иисус съежился и, превозмогая страх, попытался заснуть. Сюда, в самый конец набережной, компании подростков наведывались не часто — их гонял охранник. Но Иисуса он знал и давал ему ночевать здесь, напротив мола, с условием, чтобы тот не разводил грязь. Иисус вздохнул и постарался поудобнее угнездиться на ледяном цементе.

«Паф — убит!» — тихо произнесла Лола, в тридцатый раз молниеносно выдернув пистолет. Она всегда любила оружие. К стрельбе ее приобщил отец — на пустоши близ их дома. Ей нравилось, как в воздух летят консервные банки, нравился грохот выстрелов, запах пороха. Это как фейерверк — только для самого себя.

Смотри-ка! А ведь и в ней есть хорошие качества. Глядишь, из нее тоже чего выйдет!

А вот Потрошитель предпочитает холодное оружие. Нет ли здесь какого-то смысла? Может быть, пронзая плоть, он имитирует половое проникновение? Символическое изнасилование посредством оружия? Может, он импотент? Или сексуально озабочен, вроде капитана?

Приступив к ежедневной тренировке брюшного пресса — четыре подхода по пятьдесят раз, — она представила, как ревущий от оргазма Жанно тычет в нее кинжалом. Нет, не цепляет. Очень уж приземленно. А для символического акта слишком материально. «Подручный материал, оружие садисты используют потому, что они не в состоянии наладить контакт с окружающими, — размышляла Лола, переходя к растяжке бедренных мышц, — и превращают других в такие же бездушные вещи, как они сами, поскольку плохо чувствуют свое тело».

Психопатка чертова! Форменный сумасшедший дом — «здрасте» не успеешь сказать, как тебе тут же изложат транзактный анализ твоего пуделя! А убийцы-то как убивали, так и убивают!

Марсель блаженно вздохнул и закурил сигарету. Надья поигрывала волосками на его груди. Сегодня им удалось уложить детвору пораньше, пообещав им воскресную поездку в аквапарк. На случай несвоевременного вторжения они закрылись на ключ. Но все обошлось. Ни тебе барабанного боя в дверь, ни хныканья в коридоре.

Марсель сделал глубокую затяжку. По его вспотевшему торсу пробежал слабый ветерок, и ему сделалось зябко.

— Холодно? — спросил он у Надьи.

— Немножко, — ответила она, закутываясь в одеяло с изображением лошадей в прерии — свое недавнее приобретение. Одеяла, которые покупала Мадлен, — с громадными розовыми цветами и Большим Кисом, гнавшимся за Тити, — он выкинул.

Как все-таки быстро ему удалось привыкнуть к Надье, удивлялся он, поглаживая ее обнаженное плечо. К женщине совершенно новой в его жизни. Еще год назад они даже не были знакомы, а теперь вот вместе ходят за покупками в «Каррефур», совместно обдумывают, как обставить квартиру, как провести отпуск; ей известно, что у него геморрой, а он знает, что у нее отрыжка от лука.

А Мадлен гниет в земле. Гниет из-за какого-то су масшедшего вроде этого убийцы, который режет людей и вынимает их внутренности. Конечно, проводить расследование такого плана куда интереснее, чем лепить штрафы за пользование скутером, но и куда более тошнотворно. Тут словно бы нагноившейся раны касаешься. Да, именно так: при мысли об убийцах невольно думаешь о зловонных гнойниках, раздувшихся под здоровой розовой кожей.

— Ты спишь? — сонно спросила Надья. В шесть ей вставать.

— Да, — ответил Марсель, выдохнув дым. Он все еще потягивал тлеющий окурок.

Где-то мяукнула кошка. Сытый, покойный звук.

На двери «Дивана» красовалась табличка «Мест нет». Был в разгаре конгресс по парапсихологии последователей Лакана [22] . Участники конгресса пожелали развеяться и оккупировали этот небольшой бар, где, налегая на шампанское, им покорно внимали местные девицы и ласково переливались блюзовые аккорды.

Сейчас для человека с сияющими глазами никого не существовало, и его пальцы уверенно бегали по клавиатуре. Он проходил сквозь мелодические линии, как пловец, прошивающий бирюзовые воды лагуны. Где-то там — далеко-далеко. Он играл любимую музыку Папы-Вскрой-Консервы, знойную музыку юга, пронзи тельную музыку страдания.

5

Комиссар Мартини щелкнул длинными волосатыми пальцами, потер печаткой о черный шелковый галстук, снял колпачок с изящной перьевой ручки и вывел прописными буквами на девственной странице новенькой школьной тетради: ПО СКЛОНУ УЛИЦЫ ПОКАТИЛАСЬ ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА. Ну хорошо, а что дальше? Конкурс детективных рассказов, организованный одним крупным издательством, заканчивается через две недели, а у него только эта несчастная фраза. В дверь постучали. Он проворно захлопнул тетрадь, прорычав: «Войдите!»

Жанно. В белой футболке и в столь облегающих джинсах «Левис», что казалось, у него стоит. Комиссар потупил глаза: ну конечно, на этом невероятном типе, его подчиненном, были дорогущие кроссовки в полоску с прозрачными подошвами. Мартини пошевелил сухощавыми пальцами в своих поношенных сандалиях. При виде Жанно он всегда чувствовал себя стариком, хотя разделяли их какие-то десять лет.

— Слушаю вас, — подчеркнуто холодно произнес он, поглаживая перламутровые запонки.

«Запонки! — думал Жан-Жан. — Белая рубашка, черный галстук — вылитый гробовщик! Да и волос поубавилось! On the rock [23] , как говорится. В общем, отставка на носу, друг Мартини, — так что катать тебе свои шары в другом месте!»

— Похоже, нам не избежать очередного serial killer, патрон, — уведомил он, покачиваясь на каучуковых подошвах.

— Чего вам не избежать — так это очередного повышения, дорогой Жанно! Так что там у вас стряслось? Только без лапши — у меня от нее аллергия.

«Тоже мне, остряк нашелся. Старый пентюх!»

— Нам удалось установить связь между двумя первыми жертвами, шеф. Шукрун с Аллауи посещали одно ночное заведение — «Меч-рыбу».

— Бар с потаскухами?

— Бар с джазом — цветочек, возросший на местной почве.

— По информации отдела нравов, клиенты «Меч-рыбы» скорее чисты.

Мартини вздохнул: а как бы упростило задачу простое сведение счетов!

— В субботу, двадцать пятого, ровно в четыре утра, Аллауи взял машину у сына владельца бара. С тех пор его больше не видели.

— Он один уехал?

— У него были виды на какую-то девицу. Имя и место жительства пока неизвестны. Возможно, все прояснится в субботу, если она из постоянных клиентов.

— Что с машиной?

— Вот тут — подвижка! — оживился Жан-Жан. — Костелло только что сообщил, что ее нашли на стоянке «Палм-Бич». Это старое запущенное казино. Автостоянка выходит на море.

— Была ли в салоне кровь?

— Сейчас машину как раз тщательно исследуют. Но с первого взгляда там вроде ничего нет.

— Что с юным Диазом? — спросил Мартини, стиснув ручку «Монблан».

— Пока что связать с остальными его не удается. Родные утверждают, что он только Эн-тэ-эм [24] слушал.

— Вы бы по поводу гибели молодых не очень-то ерничали. Сегодня встречаются подростки с глазами Химены, влюбленной в Сида [25] , даже когда они плюют вам в лицо. К тому же не забывайте об Элен Морелли, у нее трое сыновей в возрасте от двенадцати до восемнадцати.